Идёт панк, эмо и гот по пустыне. Видят, лампа с джином. Трут её и вызывают джина:
-Ну, раз вас трое, то каждому по желанию.
Говорит эмо:
-Хочу, чтобы все мои братья и сестры вскрылись и сентябрь догорел!
Бац, эмо исчез. Дальше говорит гот:
-Хочу чтобы все мои братья и сёстры отправились в преисподнюю на концерт дьявола!
Бац, и гот тоже исчез. Тут говорит панк:
-Правильно ли я понимаю, сейчас на моей родине нет ни готов, ни эморей?
Джин:
-Да.
-Тогда просто ссанины в берце.
Идёт панк, эмо и гот по бескрайней, раскалённой солнцем пустыне. Песок обжигает ноги сквозь потрепанные ботинки, а миражи танцуют на горизонте, обещая спасительную воду, которой, конечно, нет. Вдруг, среди выжженных кустов и камней, они замечают что-то блестящее. При ближайшем рассмотрении оказывается старинная, покрытая пылью лампа. Недолго думая, они решают её потереть. Вспышка, дым, и перед ними предстает внушительный джин, скрестив руки на груди.
— Ну что ж, раз вас тут трое, каждому по одному желанию, – пророкотал джин, оглядывая необычную компанию.
Первым, конечно, выскочил эмо, с привычной тоской в глазах.
— Хочу, чтобы все мои братья и сестры, все эти жалкие души, что так страдают, наконец обрели покой, чтобы они вскрылись и сентябрь, этот вечный символ увядания, догорел дотла!
Не успел он договорить, как воздух вокруг него замерцал, и он исчез, будто его и не было.
Дальше, с мрачной решимостью, выступил гот. Его черные одежды, казалось, впитывали последние лучи солнца.
— Я хочу, чтобы все мои братья и сёстры, все, кто разделяет мою тягу к вечной ночи, отправились туда, где им самое место – в преисподнюю, на грандиозный концерт самого дьявола!
И снова вспышка, и гот растворился в воздухе, оставив после себя лишь слабый запах ладана.
Панк, наблюдавший за всем этим с невозмутимым видом, поправил свой ирокез и, усмехнувшись, обратился к джину.
— Правильно ли я понимаю, уважаемый джин, что сейчас на моей родине, в стране, где так любят страдать и драматизировать, не осталось ни готов, ни эморей?
Джин, слегка кивнув, подтвердил:
— Да, именно так.
— Тогда, – панк достал из кармана пачку сигарет, – просто ссанины в берце. И ещё, если можно, прикуриватель.